Вчера было ровно четыре года, как я приехала в Швейцарию.
Сегодня - ровно четыре года, как умерла моя бабушка
.. Я проснулась рано утром, наверное часов в 5 по-швейцарскому. И в полутьме, нащупала телефон. СМСка пришла в 3 утра, никем не услышанная и никого не разбудившая.
"Бабушка умерла сегодня".
И все. И я не могла заплакать, не могла. Потому что не верила. Свернулась на кровати под одеялом, лежала, пыталась представить опустевший бабушкин диван, часы с боем, которые теперь, наверное, остановятся, ведь это она до последнего их заводила - влезала на стремянку и заводила, и маслицем смазывала, о ковровой дорожке с которой бабушка всегда снимала ниточки, если видела одну - тут же нагибалась и снимала. Я все пыталась представить, и все не могла. Не могла поверить. И до сих пор, кажется, еще не осознала горечи потери, потому что просто не поняла, не поняла, что бабушки действительно больше нет.
Однажды, когда бабушка еще не слегла, мы пришли с мамой к ней, позвонили в дверь, но она не подошла, и мы все звонили и ждали ее шаркающих шагов. Господи, что бы я отдала тогда, чтобы услышать эти приблежающиеся шаги за дверью! Но дверь невозмутимо отдгораживала нас от тишины квартиры. И так мы стояли, обливаясь слезами у бабушкиной двери, а потом мама побежала домой за книжечкой с молитвамаи, которые нужно читать умершим, а я, кажется, хватала ее за руки, и говорила: "Ну что ты?! Что ты?! Не надо. Зачем?" А она тоже плакала и все тоже что-то говорила, что все нормально… И как мы бежали назад, и в голове крутилось: только не это, не это, не это, пожалуйста! И у бабушкиной двери, мы снова позвонили, уже в отчаянии каком-то, и кто-то из соседей тут как раз проходил. И спросили нас "как там Валентина Петровна?", а я отворачивалась к стенке, чтобы не видели как слезы катятся, и сжимала зубы, чтобы не застонать. И мама тоже (она как я ненавидит, чтобы кто-то видел ее слезы) прерывающимся голосом сказала, что вот мы звоним, а она не отвечает. "Может она уснула и не слышит?" "Наверное", - всхлипнула я. И тут, зашуршал замок, и бабушка, моя бабушка!, открыла нам дверь. "Валентина Петровна, что ж это вы, а они тут вас потеряли!" - вступила соседка. Хотелось так много сказать, но получалось только повторять "бабуля, бабушка". - "А я на балконе сидела, не слышала"
Почему тогда, когда ни за что не хотелось верить, почему тогда верилось и плакалось? Почему тогда, когда то самое, страшное, случилось, когда надо было поверить, когда я хотела поверить, не верилось, не плакалось?
Я не могу строчить посты на заказ, по случаю. Пусть даже для моей бабушки. Просто она была самая лучшая, такая бабушка, какая и должна быть. Она была маленькая, всегда читенькая, аккуратная, опрятная. Я обожала ее руки, зеленые светлые глаза, морщины и морщинки, два красных пятнышка, как родинки, на шее. Она нарезала хлебушек голубям и складывала эти аккуратные кубики в пакеты из под молока, а потом, когда спускалась во двор, кормила птиц. Она рассказывала мне сказки, когда надо было ложиться спать. И когда пряла, я так любила смотреть как ловко крутится в бабушкиных пальцах веретено. Она по первой просьбе делала мне блины, оладьи, целую сковороду жаренной картошки. Она давала мне денежку "на мороженку", каждый раз, когда я ходила за хлебом. Она штопала мне колготки и пришивала в очередной раз оторванную голову плюшевому медведю. Мы ходили в магазин, и я смотрела дату на молоке и кефире "молодыми глазками". Она учила меня вязать: изнаночная, лицевая, сотами… Мы вышивали, вязали кружево. Когда она варила варенье, мне всегда доставалась пенка. Даже если меня в тот момент не было, я точно знала, что когда приду - в холодильнике будет стоять розетка, заботливо прикрытая блюдечком, с розвато-фиолетовой пенкой черносмородинного варенья. Бабушка пила финлепсин - потому что у нее болел тройничный нерв. И она всегда грела щеку чашкой, когда пила чай. В шкафу на кухне, на задней стенке, у нее висели фотографии меня и Миши. Мы играли с ней в лото, читали письма от родни с Урала. Она рассказывала мне про войну, про молодость, про дедушку и про моих дядьев, когда они были маленькими. Она просто была бабушкой, моей бабушкой. И я ее очень любила и люблю. И надеюсь, что она простила мне мое предательство. Я ведь даже не была на ее похоронах. Я ведь даже не заплакала…Неужели больше не будет в моей жизни ожиданий у входной двери? Сначала кнопка звонка, потом где-то глухо за дверью "Та-ра-та-ра-та, та-ра-та-ра-та…" - писклявый звоночек бесхитростно выводящий мелодию Турецкого марша, шкрябанье замка внутренней двери, и уж затем такое родное, самое дорогое на свете: "Хто?", с такой вот смягченной буквой К. У моей бабушки не было дверного глазка. И крикнуть бодро и радостно, чтобы бабушка расслышала: "Я"! Я пришла!
-
-
20.10.2009 в 11:39Здорово, когда от близкого человека остаются такие светлые воспоминания, а не обиды и претензии.
-
-
20.10.2009 в 11:43Здорово, когда от близкого человека остаются такие светлые воспоминания, а не обиды и претензии.